Мурюк будет жить: история заброшенного лагерного поселения и Евгения Багина, который не даст ему умереть

Корреспонденты «МК» побывали в Мурюке, узнали, что осталось от лагерного поселка, где некогда имелись собственные аэродром и кинотеатр, и что сегодня происходит с этими дивной красоты местами.

Корреспонденты «МК» побывали в Мурюке, узнали, что осталось от лагерного поселка, где некогда имелись собственные аэродром и кинотеатр, и что сегодня происходит с этими дивной красоты местами.
Фото: Максим Федичкин

..В 80 километрах от Кемерова тайга становится непроходимой, вода в ручьях кристальной, небо высоким и чистым, история – полной загадок. Здесь одуряюще пахнет травами, здесь бродят медведи и летают бесшумные совы, воздух наполнен порханием тысяч крыльев черных бабочек-адмиралов. Через эти места, хоженые лишь бывалыми рыбаками и охотниками, лежит дорога. Она прорублена в тайге в 80-е на месте старинного, забытого в далекие тридцатые тракта , по сторонам ее внимательный путник заметит кресты – это память об исчезнувших деревнях, что находились здесь ранее, о разрушенных церквях и о невинно убиенных людях. Двигаться по этой дороге – все равно, что листать горькие страницы прошлого  – те, которые не принято вспоминать. Но у дороги есть конечная точка. Дорога ведет на Мурюк. Это поселок, где с 1947-го года находился один из крупнейших в этих краях лагерей строгого режима, а с 70-х – вольное поселение заключенных. Даже древнее название Мурюк местные жители расшифровали на свой лад как аббревиатуру, означающую «Местное Управление Режимом Южного Кузбасса» (изначально лагеря на севере области тоже подчинялись начальству в Новокузнецке).

Красота природы здесь бьет под дых. Даже того, кто повидал и Алтай, и затерянные уголки Горной Шории.

Мартайга другая. Ее красота подкупающе проста, но крайне сурова изнутри. Эти высоченные ели, эти непролазные травы, так буйно разросшиеся нынешним летом, чистые речки и деревянные мосты, обилие живности – зверей и птиц, не говоря уж о роящихся насекомых, все наводит на мысли, что здесь мало что изменилось со времен первопроходцев – исследователей Сибири. Выезжая из Осиновки (деревня близ Кемерова на правом берегу Томи) и двигаясь на северо-восток, проезжаем места, где некогда – в еще царские времена находились поселения местных жителей.

Стертые со всех карт

…Ничего не осталось. Только ветер и кресты.

Первый поклонный крест установлен на месте поселения Ермаковское в память о храме иконы Божьей матери. Когда-то в деревне Ермаки жили несколько сотен человек. Православный приход здесь существовал с 1912 года и до начала 30-х. В советские времена храм постигла обычная для тех времен судьба: его закрыли, здание переоборудовали под маслобойню. Но и сама деревня просуществовала немногим дольше – лишь до 1974-го. 

Еще крупнее было поселение Кучум. Его основали переселенцы-чуваши из Самарской, Казанской и Уфимской губерний в начале 1900-х годов. Сперва поселок их назывался Усть-Кайсас, с 1912-го он начал именоваться Кучумовским.  В 1910-м сюда прибыла из Александровского Кошлоушского женского монастыря Казанской епархии монахиня Вера. Женщина-миссионер, которая видела цель жизни в просвещении затерянных в сердце Сибири таежных жителей. В 1915-м году в этой богом забытой глуши она создала женскую монашескую общину, названную Алексеевской – по имени наследника-цесаревича, сына Николая II. Однако община просуществовала всего несколько лет – в годы Гражданской войны ее разорили. Монахиня Вера была убита неизвестными бандитами.  Две послушницы – Дуняша и Агаша, смогли перебраться в Щегловск и пекли просфоры в одной из старейших и ныне несуществующих кемеровских церквей – Знаменской. Сейчас на месте бывшего поселка Кучум стоит еще один поклонный крест и памятный камень. Деревня перестала существовать в 1977-м, но сюда регулярно приезжают паломники, в том числе бывшие жители Кучума, ежегодно проводится крестный ход.  Память живет.

Въезжая в поселок-призрак

Если по дороге на Мурюк  и были еще поселения, то от них не сохранилось ни следа. Изредка попадаются пасеки и указатели на охотничьи угодья. После развилки на Нижнюю Суету дорога становится еще красивее – вьется по горному гребню . Перед самым Мурюком с вершины открывается грандиозный вид – и западает в душу путешественника навсегда.

И тем мрачнее контраст – гигантские черные руины сооружений и зданий чернеют на фоне зелени, как сгоревшие космические корабли.

Ты въезжаешь в поселок – а он мертвый. Ничего кроме брошенных годы назад домов. Черное от времени и местами гари дерево. Звенящая тишина, лишь вездесущее жужжание насекомых и щебет птиц. Это и есть те места, где располагалась гулаговская зона. Кажется, что люди ушли отсюда безвозвратно. Здесь ничего не происходит, у любых здешних событий истек срок давности. Просто природа пожирает останки человеческого жилья. И пускай здесь жили и работали сотни заключенных – валили лес, болели и умирали в бараках за колючей проволокой. Пускай чуть позже здесь трудились сотни вольных поселенцев. Пускай здесь стояли мощные генераторы, снабжавшие энергией весь поселок, и имелся свой аэропорт – и рейсы в Кемерово совершались дважды в день, и приземлялись знаменитые во времена расцвета малой авиации «кукурузники». Пускай здесь крутили в кинозале хорошее советское кино про войну, а местные мальчишки играли в футбол, радовались «пятеркам» и переживали за «тройки». Пускай в клубе были танцы, а заезжий учитель русского включал местной молодежи первые записи Led Zeppelin. Это все настолько поросло быльем, что память об этом не вспыхнет снова.

Однако так думаешь до момента, пока не увидишь, как в просвете между деревьями золотится в солнечных лучах купол новенького храма.

Не очередной памятный крест. Не камень. А абсолютно новый храм, срубленный из ароматного, еще пахнущего живой древесиной кедра. Стоит на обрыве, открытый всем ветрам.

А дальше – приветливый, но настороженный лай собак с волчьими глазами, взор примечает на горе современный домик со спутниковой тарелкой, и мы знакомимся с самым интересным обитателем здешних мест – Евгением Багиным.    

Уехать, чтобы вернуться

- Сначала будем смотреть медведей. Я здесь недалеко устроил фотоловушку для них. В закрытую бочку кладу мясо. Медведь приходит, пытается мясо достать, а не может. Камера в это время его снимает. Приходит три разных мишки – размерами отличаются. Один очень большой, - рассказывает наш новый знакомый. Спокойно, как будто речь идет не о диких лесных медведях за околицей, а о котах домашних, например.

На экране ноутбука потрясное видео с бурыми и косолапыми в их живой, естественной среде обитания. Евгений говорит о мишках по-дружески, но не без уважения – все-таки хозяева тайги. Хотя, конечно, же за свою долгую жизнь он занимался не только фотоохотой. На стенах в его выстроенном на совесть из прочной древесины доме в виде чучел можно увидеть местных таежных жителей. Медведь-недоросток - росомаха, лисица-сестрица, соболь, еще один косолапый и еще один…

Евгений – местный. И нельзя быть более местным, хоть он и не родился здесь. Этот крепкий 59-летний мужчина, которому на вид не дашь больше 45, попал в суровый лагерный поселок в Мартайге трехлетним ребенком. Здесь его вырастили бабушка и дедушка – сильные, старой закалки люди, которые обосновались в поселении еще до создания здесь лагеря – приплыли по Золотому Китату из другой, ныне исчезнувшей со всех карт деревни. Он прекрасно помнит те времена, когда зона была закрытой – заключенные жили на огороженной территории, уставленной по периметру сторожевыми вышками, стерегли их солдаты-срочники. Здесь он и рос, изучив каждый квадратный сантиметр тайги как свои пять пальцев. Вот только крестьянская доля в юности его не очень привлекала. Евгений захотел покинуть Мурюк, чтобы учиться. Удивив своих деда с бабушкой, он активно взялся за книжки и самостоятельно поступил в иркутский университет – один из немногих вузов СССР, где готовили охотоведов.

Евгений выучился, стал охотоведом. Работал в Байкальском заповеднике. Конечно, на каникулах он приезжал в Мурюк погостить – с удивлением обнаружил, что зону ликвидировали, оставив вольное поселение. Застал тот самый золотой век Мурюка, когда поселок все больше и больше становился островком цивилизации в море тайги, с многочисленным населением, налаженным транспортным сообщением (кроме самолета еще и ходил автобус до Кемерова), всей адекватной тому времени инфраструктурой. Уезжал. А потом вернулся, потому что не знал места роднее и красивее. Поднимал местное лесничество и охотничье хозяйство, сейчас продолжает работать там охотоведом.

- Недавно храм построил. В июне освятили.

- Сами построили? – спрашиваю.

-  Идея моя, помогали другие мурюкские, строили из кедра. Место выбрали такое – над обрывом. Посмотрите сами.

Не жить без леса

Деревянный храм парит над тайгой. Рядом строящаяся колокольня. Неподалеку у самого края обрыва – небольшая беседка.

Внутри храма – благодать, особенная, которая свойственная лишь небольшим церквям, построенным людьми громадной силы и веры. Вокруг храма – благодать иная. От земли, от природы, от матушки-Сибири.

От храма до дома Евгения – рукой подать. Хороший дом, с банькой. Настоящего, с большой земли, электричества в Мурюке по-прежнему нет, как нет и центрального водоснабжения, сотовой связи, и кабельного интернета. Мощный генератор, который когда-то давал свет всему поселку, давно сломался.

- Видели черные развалины на въезде – как раз там он и стоял, - показывает наш собеседник.

Но сейчас проблемы с благами цивилизации решаемы – было бы желание. В доме Евгения установлены солнечные батареи, мощности которых хватает с лихвой. Восходящее над Мурюком солнце дарит ему свет и тепло. Вода – из собственной скважины. Интернет – через спутник, а телефон по сути тогда и не нужен. Пенсионерам-старожилам, которых осталось в Мурюке еще несколько семей, приходится труднее. Обходятся простенькими генераторами. Но покидать малую родину уже не собираются – кто мог уехать, уехал раньше. В девяностые особенно. А последние, крепко державшиеся родной земли были вынуждены покинуть ее после 2000 года, когда в поселке закрыли школу. Все семьи с ребятишками тогда уехали в Чебулу – Евгений помнит, как прибыли грузовик, на них погрузили весь нехитрый скарб деревенских жителей, а люди плакали… Никто из них не хотел Мурюк оставлять…

Новые люди

Мурюк пока в руинах. Почти все они относятся по времени не к гулаговскому закрытому лагерю, а к периоду после него.

- Зону снесли полностью, вот здесь она была – сейчас чистое поле. Остались только развалины штрафного изолятора. А все остальные руины – это бывшие бараки поселенцев, здание конторы, бывший магазин, бывший сельсовет, - показывает Евгений.  

 

Когда-то люди отсюда ушли.  Моды на осознанную жизнь на лоне природы, на отказ от шума мегаполисов, дауншифтинг и дистанционную работу тогда не было. Но зато она есть сейчас. И доказательство тому – первые новоселы Мурюка.

- Да, люди снова сюда потянулись. Это другие люди, – говорит Евгений. – Вот видите, еще один новый дом – бизнесмен из Кемерова построил. Приезжает сюда на несколько дней, гуляет с сыном. Говорит, что мысли здесь становятся чистыми. Душой отдыхает. Приобрести здесь землю сейчас нельзя, но можно взять в пользование, вроде как в аренду. На самом деле уже многие сюда приезжали и выбирали участки. Построились пока только трое, но не за горами то время, когда жителей поселка снова станет гораздо больше. Хороших людей сюда тянет. Раз побывал – и не отпускает потом.

Кстати, отец Евгения - в девяностые нефтяной магнат и друг Виктора Черномырдина  -  мог обеспечить сыну совсем иные реалии, но  младший Багин строил свою жизнь сам и по своим ценностям:  в Мурюке, с  храмом, пасекой, дивными рассветами и закатами…. Понимаешь, что у местного патриарха по сути есть для жизни все, чего только можно пожелать. Не зря к нему в Мурюк погостить так любят приезжать друзья и дочь-студентка – она, как и ее удивительный отец, влюблена в природу родного края и учится на специалиста по охране окружающей среды.

Волей неволей, задаешься вопросом – а точно ли так заманчивы холодные огни больших городов, витрины гипермакетов, асфальтированные дороги, застывшие в пробках? Может быть, правы те, которые ищут простой жизни в кузбасской тайге? И прав человек, который не захотел и не смог покинуть Мурюк, и тем самым спас его? 

Быть может, не будь воли одного единственного человека, построившего здесь не только дом, но и светлый храм, на месте оживающего Мурюка мы бы увидели памятный камень.

Смотрите фоторепортаж по теме:

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру