– Анна Васильевна, кажется, что у вас легкий характер, но вы серьезно относитесь к своему возрасту? Балетная закалка этому способствует?
– Конечно, способствует. Я не буду говорить, что мне 80, если мне 90. К возрасту я отношусь серьезно, годы берут свое. И к делу, к работе всегда относилась серьезно, иначе себе не представляю. Это железная самодисциплина.
– Вы с самого детства были связаны с музыкой?
– Я маленькой часто плясала под гармонь – выступала перед рабочими завода. Папа у меня хорошо играл на гармони, был музыкальным человеком, я бы сказала, душа у него горела в музыке. А работал на вагоноремонтном заводе огранщиком. Он так здорово бил дробушки!!! И меня научил. Талантливые были у меня родители. Во многом они поспособствовали моей любви к танцу. Ой, как я дробушки делала!!! (Показывает выход.) Душа моя поет в танце! Все мое тело поет!
– Как бы вы определили – балет вас выбрал или вы выбрали балет?
– Как-то само собой случилось. У меня был, если так можно выразиться, внутренний темперамент. Я была очень музыкальна, хотя не училась в музыкальной школе. Сыграла свою роль и домашняя атмосфера, в которой я росла, творческая, теплая. У нас была необыкновенно дружная семья, все домашние любили петь и танцевать. Дома у нас всегда было весело, жили все в одной комнате, кухня на три хозяйки. Моя сестра Маша пела, я танцевала, папочке моему нравилось, когда я танцую, возможно, видел во мне задатки танцовщицы. Моя сестра жила в Новосибирске, была каскадной артисткой в Новосибирском театре – то есть и пела, и танцевала. А брат мой окончил Высшее морское училище в Одессе. Я участвовала в художественной самодеятельности. Всему училась сама – и как у палки стоять, и как держать спину, и как красиво провести руку (красиво проводит рукой полукруг). В кружке самодеятельности меня заметил балетмейстер Красноярского театра музыкальной комедии Валерий Незнамов, проводивший набор в кордебалет. Девушек из самодеятельности пригласили на просмотр. А меня комиссия взяла в театр оперетты без просмотра. Так вся жизнь моя и оказалась связанной с театром. Из кордебалета я перешла в солистки: стали давать маленькие рольки. Затем – в ведущие солистки уже театра оперетты Кузбасса. Видимо, увидели режиссеры во мне и актерский потенциал. Я же и в кордебалете выходила в образе, темпераментно, по-другому не могла, выкладывалась в танце. У меня все само собой получалось, естественно, хотя я не оканчивала хореографического училища, у меня нет профессионального балетного образования. Училась балету лишь в самодеятельности и непосредственно в работе, выполняя установки балетмейстеров в театре, сначала, естественно, в кордебалете. Но я работала с хорошими балетмейстерами. Стала балериной и совершенствовала природное дарование в театре, на сцене. И никогда не спорила с балетмейстером.
– Каковы были первые ощущения от театра? Было ли страшно выходить на сцену?
– Выходя на сцену, конечно, испытывала некоторое волнение, но все-таки основным чувством было нетерпение и жажда танцевать.
– Помните свою первую влюбленность? Ведь при таком обаянии у вас было много поклонников.
– Конечно! (Смеемся.) Влюблялись в меня! Все мои партнеры по сцене хотели на мне жениться! (Смеемся.) Молодость есть молодость. Так давно было!
– Как оказались в Кемерове?
– После войны артисты ансамбля оперетты всесоюзного гастрольно-концертного объединения, эвакуированного в Сибирь, вернулись в родные города. Оставшихся специалистов перевели в Иркутск, и Красноярский театр музыкальной комедии, где я работала, закрыли. Я также должна была ехать в Иркутский театр. Но Кемерово был ближе, и я оказалась здесь.
– Когда приехали в Кемерово и стали работать в театре оперетты, помните свои впечатления от первой встречи с Александром Бобровым?
– Я на него не заглядывалась, он же был старше меня на 12 лет. Вообще ни на кого никогда не смотрела. Мне некогда было. Я много занималась в балетном классе. А вот на меня все обращали внимание. И он обращал. Так незаметно и соединились. В такой любви и вся жизнь моя прошла.
– Рождение ребенка для балерины – серьезное испытание, это трудности в работе. Как вы с ними справлялись?
– Я танцевала, даже будучи на четвертом месяце беременности: живота еще не видно. Из одной кулисы бежала в другую в испанском танце. Организм справлялся с нагрузками в танце даже при беременности.
– А были ли сложности, когда нужно было и работать, и ухаживать за маленьким ребенком?
– Конечно! Мишеньку привозила в коляске в театр, когда не с кем было оставить. А бывало, что просила соседей приглядеть за ребенком, сама прибегу в театр, отведу номер – и домой!
– А в семейных отношениях ощущали конкуренцию за внимание – вы ведущая солистка, ваш супруг – любимец публики, народный артист?
– Когда я находилась с ним рядом, на меня больше обращали внимание, чем на него (смеемся). Я всегда была одета очень хорошо. Я и сейчас не терплю неаккуратности.
– Ревновали супруга к поклонницам? Или он ревновал вас?
– Нет! Это работа. Такая роль. Танцуем вместе чардаш – я прыгаю к партнеру на колени, все это страстно, с чувством – как же иначе? Я же не могу вести себя, как палка.Ведь эмоции моей героини должен почувствовать зритель, почувствовать то, как моя героиня относится к герою. В целом дружелюбно относились друг к другу, к партнерам. А на поклонниц мужа никогда не обращала внимания.
– Вы всегда элегантны. Как удавалось и удается так великолепно выглядеть на сцене и в жизни?
Анна Елесина приехала в Кемерово в 1950 году из Красноярска, стала служить в театре оперетты Кузбасса. Там познакомилась со своим будущим мужем, народным артистом России Александром Константиновичем Бобровым. На счету ведущей солистки театра за более чем 30 лет работы свыше 60 главных партий во многих значимых постановках, среди которых «Цыганская любовь», «Сильва», «Веселая вдова», «Холопка», «Севастопольский вальс», «Трембита».
Анна Елесина награждена высочайшей наградой Кемеровской области – орденом Почета Кузбасса и многими другими областными наградами.
В 1991 году ее пригласили в Театр для детей и молодежи, где актриса создала немало заметных работ, в числе которых и роль Аманды Вуазен в любимом кемеровчанами спектакле театра «Шоколадница».
– В целом сценический костюм – это видение художника по костюмам, я не вносила, конечно, существенных изменений, если только могла подправить некую незначительную деталь – розу, например, приколоть к плечу. Опять же нужно учитывать, чтобы этот пусть даже мелкий элемент костюма не помешал в танце, не открепился. А вот при исполнении салонного номера с кавалером (или с двумя кавалерами) позволителен другой костюм – с большим количеством украшений. В одном из номеров, например, у меня на плечах был даже лисий воротник, но это не мешало исполнению танца и ведению роли. Помню, один из балетмейстеров привез юбку из редкого материала тарлатана (его не нужно было крахмалить, он держал форму). Она надевается под юбку, скажем, с оборкой или под легкий костюм. А платья, прочие наряды для повседневной носки я шила также в театре у портних, они уже знали мерки. Наши костюмеры помогали мне в выборе нарядов. Ткани брали обычные, те, что продавали в магазинах. Но, я вам скажу, было такое, что некоторые дамы переходили на мою сторону улицы – разглядеть, как я одета (смеемся). Возможно, я и отличалась от других женщин походкой, я всегда иду с расправленными плечами (выпрямляет мне плечи плавным касанием рук). Между лопаток должна быть канавка – посмотрите (я легонько касаюсь ее спины – и впрямь канавка). И так все время! Я очень много занималась у станка. Помимо того что нужно было репетировать танец, я обязательно приходила в балетный класс. Мои коллеги уходили домой, а я оставалась.
– Было ли у вас особое отношение к диете?
– Я всегда ограничивала прием пищи. Всегда следила, чтобы не располнеть, быть подтянутой. Всю жизнь – самоконтроль.
– Вы служили и балериной, и актрисой. Вам было интереснее отображать свою героиню в танце или на драматической сцене?
– Когда главный режиссер Театра для детей и молодежи Ирина Латынникова пригласила меня, поначалу перестраиваться было довольно сложно, но, вероятно, получалось, раз режиссер находила возможным давать мне роли. Я же не могла знать о себе все плюсы и минусы – на это есть режиссер, художник, они видят лучше со стороны. Мне кажется, что у меня все роли шли органично.
– Скучаете по балету?
– Сейчас, пожалуй, нет. Смотрю по телевизору. Сразу вижу, кто как танцует: как ставится корпус, идет рука.
– Что сейчас вас вдохновляет?
– Приезд внучек. Они далеко от меня. Младшая пишет стихи, рисует, пробует себя в творчестве. Также музыка вдохновляет. Я все слушаю. Классику с большим удовольствием. Сразу вспоминаю, как танцевала характерные танцы. Хожу в Дом актера, в Театр для детей и молодежи, смотрю премьеры – это тоже любопытно.
– Преодоление боли – неотъемлемая часть профессии балерины. Как вы относитесь к боли – физической и душевной?
– Как-то упала во время спектакля. В центре сцены находилась довольно высокая декорация, и я должна была с нее спрыг-нуть. Мои партнеры, выходя из разных кулис, должны были меня подхватывать. Но не успели. Я подвернула ногу, но свою партию в спектакле довела до конца. Потом щиколотка опухла, пришлось лечить… А что касается душевной боли… Может быть, просто отойти от этого? Физически отойти от того человека, который причинил вам боль. Все просто. А вообще, все люди для меня хорошие. Я очень люблю людей. Человек, который со мной разговаривает, видимо, чувствует мое отношение к жизни, к людям. И я собеседника чувствую. Не могу обидеть человека. Для меня это страшно.
– Вспоминаю ваших героинь в спектаклях Театра для детей и молодежи – вам удавалось передать им твердость характера и силу воли только лишь одной пластикой – всегда прямая спина.
– Мое внутреннее состояние соответствовало тому, которое нужно было для моей героини. И даже когда я в спектакле в крохотной роли без слов просто выходила с коробкой, всегда спина была прямая. Согнутая – никогда!!!
Возвращаясь под проливным дождем домой, я вдруг поймала себя на мысли, что улыбаюсь. И держу спину.