– Андрей Геннадьевич, почему вы считаете, что Кузбассу необходима единая региональная методика оценки экологического ущерба, наносимого природопользователями?
– В чем уникальность Кемеровской области? Да, она маленькая, компактная. Но на ее территории сосредоточены все природные зоны, кроме, пожалуй, пустынь. У нас есть арктическая зона снежников в верховьях Кузнецкого Алатау, есть тундры, лесотундры, тайга, лесостепная и степная зоны и даже отдельные участки настоящих степей и каменистых степей. Благодаря этому Кузбасс может гордиться уникальным многообразием флоры и фауны. Однако нетронутых природных территорий у нас практически не осталось. Люди или живут, или работают на этой земле – плотность колоссальная. Мы давно перешагнули все допустимые лимиты. Я помню, ранее в Кемеровской области разрешалось добывать 170 миллионов тонн угля. Затем планку повысили до 220 миллионов тонн. При этом 70% объемов черного золота добывалось в шахтах и только 30% – на разрезах. Сейчас у нас все перевернулось с ног на голову, и 70% угля разрабатывается открытым способом. Причем объемы не снижаются, а продолжают повышаться. Из сентябрьского выступления губернатора известно, что сейчас выдано лицензий на добычу уже 350 миллионов тонн угля. Это почти в два раза больше определенной ранее экологической емкости природной среды!
Мы не можем прямо повлиять на объемы этих работ, потому что лимитов по площади нарушенных земель не только в Кузбассе – в принципе не существует. Наша задача – хоть как-то урегулировать этот процесс и сделать разрушение земель экономически сбалансированным или не выгодным. Именно для этого необходима региональная методика оценки экологического ущерба. С ее помощью мы сможем в денежном эквиваленте оценить участки земли, которые планируется использовать в хозяйственной или иной деятельности. При этом предполагается не просто оценка стоимости, скажем, одной сосны, а комплексная оценка вреда, наносимого экосистеме вследствие ее уничтожения. В качестве нормативно-правовой базы для расчета этого ущерба нами применяются: Закон РСФСР от 19 декабря 1991 г. №2060-1 «Об охране окружающей среды», Федеральный закон «Об экологической экспертизе» от 23.11.1995 г. №174-ФЗ; постановление Правительства РФ от 19.02.1996 г. №158 «О Красной книге РФ», «Положение о порядке ведения Красной книги РФ» (приказ Госкомэкологии РФ от 3.10.1997 г. №419-а).
– Разве не должны контролировать эти процессы Красные книги Российской Федерации и Кемеровской области?
– Должны. Но без единого механизма защиты биологических объектов региональная Красная книга – всего-навсего беззубый каталог редкостей. Она не работает. А федеральная Красная книга не охватывает нашу специфику. Так, из 165 видов редких растений Кузбасса лишь 26 учтены в Красной книге РФ, из 135 видов животных – только 40 находится под федеральной защитой. Очевидно, что даже если мы не трогаем сам вид, а уничтожаем его среду обитания, он все равно погибнет. «Краснокнижники» России защищены Гражданским, Уголовным, Административным кодексами. За некоторые нарушения полагается до семи лет лишения свободы! Региональные же редкие виды не защищены никем, и наказать нарушителя или привлечь его к ответственности очень сложно.
– Вы считаете, что денежная компенсация спасет ситуацию?
– Спасти не спасет, но ограничит природопользователей и сдержит бесконтрольную волну их нашествия. Вот вам простой пример: «Газпром» занимается промышленной добычей метана и планирует разместить новую площадку на 40-70 метров. При наличии методики мы проводим анализ территории и делаем вывод: коллеги, вот здесь нет видов, занесенных в Красную книгу, покров почв эрозионно безопасен и произрастают обычные для Кемеровской области растения. Если же вы решите сместиться чуть левее, то вам придется заплатить довольно солидную сумму за уничтожение «краснокнижников». И на этапе проектирования они могут выбирать и корректировать свои действия. Да, денежная компенсация будет и в одном, и в другом случае, но в первом – на несколько порядков ниже. Проектировщики должны знать, какова сумма компенсационных выплат в случае использования той или иной территории. И вот тогда какая-то часть из них, возможно, задумается: может, уголек поглубже здесь копать, а не вширь идти. Ведь экологический ущерб исчисляется миллионами рублей!
– Откуда такие серьезные суммы?
– Когда разрушается среда обитания, она оценивается комплексно. Математика здесь простая. Один квадратный метр среды обитания какого-то редкого червячка стоит порядка 220 рулей. Один гектар – это десять тысяч квадратных метров. Учитывая плотность обитания особей этого червячка, смену его поколений, тип растительности и другие факторы, мы получаем довольно серьезную сумму ущерба в десятки миллионов рублей.
– Такие методики оценки уже где-то работают?
– Конечно, во многих регионах. И наиболее проработана, на мой взгляд, методика Краснодарского края. Она принимает для расчета таксы, учитывающие ущерб за, во-первых, выявление незаконного причинения вреда объектам животного и растительного мира и среде их обитания; во-вторых, причинение потенциального вреда на этапе проектирования, который может быть нанесен в ходе реализации хозяйственной или иной деятельности; в-третьих, расчет вреда за санкционированное изъятие объектов животного и растительного мира.
– Как-то абсурдно звучит: законный и незаконный вред…
– Я поясню. Возьмем, к примеру, гидротехническое сооружение. В случае аварии по независящим от собственника обстоятельствам и разрушения плотины может быть затоплена определенная территория. Там произрастают редкие виды растений и проживают столь же редкие виды животных. Так вот, методика предполагает оценку в денежном эквиваленте этого возможного ущерба. И этот вред будет считаться законным.
А давайте сравним с незаконной вырубкой деревьев. Здесь уже мы имеем дело с причинением осознанного вреда. Идея какая – сделать таксу ранжированной с определенным коэффициентом: незаконный вред – это, к примеру, единичка; если вопрос решается на стадии проектирования – 0,5; а если разрушение вызвано форс-мажорными обстоятельствами – 0,1.
– Куда должны уходить эти компенсационные выплаты?
– Мое видение такое: я, допустим, природопользователь, приношу на согласование проект работ, а вместе с ним – копию платежного поручения хотя бы на 50% той суммы, в которую оценивается потенциальный экологический вред от моей деятельности. Из этой суммы, на мой взгляд, 50% должно уйти в бюджет города или района, территория которого пострадает, 25% – в бюджет Кемеровской области и 25% – в федеральный. Возможны и другие варианты, но с обязательным вложением средств на восстановление «пострадавшей» территории.
– У вас уже есть какие-то наработки и проекты этой методики оценки?
– Это не проекты. Такая методика для Кемеровской области была полностью разработана в 2013-2014 годах в рамках проекта ПРООН/ГЭФ «Задачи сохранения биоразнообразия в политике и программах развития энергетического сектора России» с участием Минприроды и администрации Кемеровской области. Методика прошла все экспертизы, по ней была проведена масса совещаний, круглых столов и даже слушаний в Общественной палате. После всех согласований региональный Департамент природных ресурсов разработал проект постановления об утверждении этой методики. Все было сделано. Но где-то в административных недрах все затерялось... Сегодня созданная методика будет требовать обновления, потому как на этапе ее разработки не было такой активности природопользователей.
– От кого сегодня исходит максимальная угроза для природных ресурсов?
– От всех. Это не только угольщики, но и добытчики гравия, кварцитов и т.д. Одна из последних ситуаций: излучина реки Томь, левый берег, чуть ниже впадения реки Тайдон всегда была местом экологического туризма кузбассовцев – там очень красивая природа с богатой флорой и фауной. Так вот сейчас этот участок отдан под карьер. Когда эту местность раскопают, река, скорее всего, сменит свои русловые характеристики, основное русло начнет зарастать. Если мы станем сейчас считать ущерб для рыбного хозяйства – суммы получатся колоссальные. Однако на эти мелкие участки у нас вообще никто внимания не обращает. Если мы суммируем территории разрезов, карьеров, свалок и зону заселения (и все это – законные природопользователи и совершенно «законные нарушители»), то у нас останется малюсенький кусочек, куда мы еще не зашли. Экологическая емкость региона давно превышена. Надо останавливаться. Можно поставить забор и военизированную охрану. А можно разработать экономический механизм, который сделает не выгодным процесс дальнейшего разрушения. Наша задача сейчас – реанимировать хотя бы сам процесс согласования методики. Шаг небольшой. Но кого-то, может быть, он остановит и заставит задуматься.
Эксперт МК
Инна Раззоренова, главный специалист управления особого контроля и профилактики КемГУ:
Я длительное время занималась методикой расследования экономических преступлений и могу заявить, что в структуре экономической преступности большую часть занимают преступления, связанные с лесопромышленным комплексом и незаконной разработкой недр. Характерное для нашего ресурснобогатого региона преступное посягательство. Оно лежит в уголовном правовом поле и регулируется статьями 171 и 260 УК РФ. Устанавливать наказание за данное правонарушение, отталкиваясь от уровня получаемого дохода, очень сложно, а скорее невозможно, потому как преступники бухгалтерии не ведут и по ней не отчитываются. А вот причиняемый ущерб было бы возможно исчислить, если бы в работу была введена данная методика. Это бы облегчило процедуру принятия решения о возбуждении уголовного дела. Наличие унифицированного инструмента всегда упрощает задачу правоприменителям. Уровень ответственности зависел бы от размера причиненного ущерба. Ведь одно дело, когда бабушка срубила себе осину на дрова, и совсем другое, когда под видом легального пользования вырубаются леса. Часто нам приходится иметь дело с ситуациями, когда заключается договор на экологическую чистку территории от сухостоя, а вырубаются ресурсные деревья. Вопрос преступления и наказания решается и сейчас, но с большим трудом. Оценка ведется, но она не является комплексной. Та методика, о которой говорит Андрей Геннадьевич, учтет и само дерево, и его место в экосистеме. Я считаю, что эта методика важна для всех регионов, где содержится стратегически важное сырье.
