– Наталья Сергеевна, на выставке представлен пейзаж Алтая. Что в целом можно сказать об особенностях изображения сибирского пейзажа?
– Тема сибирского пейзажа очень серьезная и интересная. Русский национальный пейзаж возник в ХIХ веке, мы помним картины Левитана, и долгое время пейзаж изображали таким, каким он представлен у этого знаменитого мастера. Пейзаж – это осмысление человека здесь и сейчас, человек как часть природы либо в противоборстве с ней. О пейзаже можно говорить только тогда, когда возникает художественное мышление человека относительно мира, в котором он живет. И в истории искусства возникает национальная художественная школа только тогда, когда возникает пейзаж. Картина Саврасова «Грачи прилетели» – первое произведение русского национального пейзажа. И щемит сердце, потому что это весна, это нам близко, это возрождение жизни, это новая жизнь. В начале ХХ века появилась сибирская тема в изображении пейзажа. Алтай для всех сибирских регионов – кажется, земля обетованная. Первый художник, который осмыслил сибирский пейзаж – Григорий Чорос-Гуркин, алтаец по происхождению. Его современники отмечали, что так увидеть природу Алтая может только родившийся там: у художника нет преодоления природы, напротив, создается ощущение, что человек живет внутри природы. А природа Алтая – огромные озера, тайга, что-то величественное и большое, в отличие от спокойного и умиротворенного пейзажа средней полосы.
В 50-е – 70-е годы ХХ века происходит новое осмысление в изображении сибирской природы, в изобразительном искусстве укореняется реалистический подход к миру, воплощенный в соцреализме. В литературе появилась деревенская проза. Можно отметить несколько направлений в изображении природы – природа Сибири как что-то мощное, монументальное, неосвоенное, самостоятельное, куда человек входит и чем восторгается. Художники стремятся осмыслить большую монументальную Сибирь. Есть другой подход к природе Сибири, получивший название «пейзаж негромкой стороны», который стал аналогом деревенской прозы. В Кузбассе он популярен, потому что индустриальные пейзажи – это что-то противоречащее природе, уничтожающее ее. Художники писали индустриальную тематику, а потом уезжали в Ивановку и воспевали укромные уголочки. Они близки деревенской прозе. Так, известный кемеровский художник первого поколения Николай Иванович Бачинин говорил, что береза, которая растет возле забора, всегда новая, и он всегда ее видел по-разному.
– На какие работы выставки вы бы обратили особое внимание наших читателей и будущих зрителей?
– Например, это картины художника Аристова Степана Никаноровича «Березы». «Начало осени». С Шукшиным его роднит лиричность мировосприятия. Аристов уходит от броского цвета, не выделяет крупно персонажа или предмет, ему свойственны цельность и лирическое восприятие. Аристов – представитель старой традиционной школы, которая пытается собрать воедино и передать образ во всей его полноте. Обращу ваше внимание также на работы наследника традиций искусства кузбасских художников Павла Чернова и Виктора Зевакина – Чернова Анатолия Сергеевича. Самые яркие и реалистичные из представленных – «Весенние цветы», «Мартовские лучи». Анатолий Чернов учился в Ярославском училище. Известный кемеровский художник Василий Коробейников отмечает, что у него искристый мазок. И действительно, здесь заметен цвет и насыщенность мазка. Все, что пишет Чернов, очень локально. Он много дней в году проводит в Ивановке, деревне в Кемеровской области, и пишет ее. Его работы созвучны шукшинским по мировосприятию в двух аспектах: Чернов любит некое событие, сюжет. Сюжет проявляется в том, что ему нужно запечатлеть погодное явление (ливень, дождь, слякоть, солнечные лучи), это явственно в «Мартовских лучах» – первое солнце. Художник схватывает существование элементов природы, атмосферы, бурное ее изменение. А на картине «Большая рябина» возникает персонаж. Это рябина, она за околицей находится. Он часто ее пишет. У него есть работы, где рябина переживает ураган. То есть рябина живет своей жизнью. Она – герой его работ.
– У Шукшина яркие экспрессивные персонажи. В этой работе тоже есть экспрессия?
– Да. Но литература экспрессию передает описанием, метафорой, а у художника скорее запечатление уникальных природных форм. Городскому жителю, оторванному от деревенской среды, необходимо погружаться в прозу Шукшина. А вот от природной формы мы не отошли, она для нас близка.
Из современных художников я бы также хотела обратить внимание на Андрея Николаевича Дрозда, его работы «Алтай. Озеро Телецкое». Дрозд – художник другого плана, уже нового поколения, которое в молодости было авангардным. Они осваивали новые формы. Дрозд в своем творчестве отметился как художник новой волны, входил в группу «Бедная Лиза», для этих художников было характерно переосмысление идей постмодернизма. Дрозд продолжает пленэрную практику и в последнее время часто представляет именно этюды. В работах, которые представлены на выставке, присутствует этюдное восприятие. Этюд – это предварительный набросок. Второе понимание этюда – законченная быстрая зарисовка: быстрое впечатление тем и ценно. В этих работах можем наблюдать уже сложившийся метод Андрея Николаевича, который он переосмыслил через идеи постмодернизма. Художник в зрелом возрасте приходит к вечным ценностям. Здесь Алтай показан не столько по духу, скорее, отображена местность: водная гладь, горы. Дрозд любит работать с плоскостями. В этой работе видимо желание через художественные приемы выразить идею местности.
Мне импонируют работы Василия Петровича Кравчука. Он книжный график и редко работает в большом формате. Кравчуку интересна локальная идентичность города. В работе «Катунь. Туман» важно внутреннее осмысление художником алтайской природы. Бирюзовая Катунь наполнена цветом, атмосферой этого места. Художник много пишет пленэрно, на открытом воздухе, передавая дух Алтая.
– Как вы думаете, почему в работах нет шукшинской темы города и деревни, того, как деревенский человек, попадая в город, отрывается от традиций, ощущения дома?
– Обратите внимание на картину Сурниной «Родная сторона». Эльвира Владимировна демонстрирует современное переосмысление Шукшина через постоянные мотивы его произведений, которые всем знакомы, – образ дома и образ калины. Для современного зрителя она, наверное, наиболее близка сегодняшнему прочтению Шукшина. Работа яркая, насыщенная.
– Человека, героя-чудика Шукшина в картинах нет принципиально?
– В изобразительном искусстве человек в пейзаже представлен, но часто человек ему противоречит и формирует в картине новые дополнительные смыслы, отвлекающие от собственно пейзажа: есть человек – значит, есть сюжет. Если присутствует изображение человека, то это либо портрет (в данном случае Шукшина), либо портрет персонажа, либо свой рассказ на аналогичную тематику о деревенских дурачках, самобытных нравах и обычаях. Искусство здесь литературоцентрично. И жанрово это превращается в нечто иное. Мастерски дает на это ответ театр, когда режиссер привносит свою интерпретацию, актер вкладывает свой смысл в образ, Шукшин – свой, и переклички смыслов в театре хороши, потому что это пространственно-временной вид искусства. Изобразительное искусство очень остро на это реагирует. В данных работах важно передать скорее созерцательность самого Шукшина.
– Шукшин не столько созерцатель.
– В пейзаже важна созерцательность, вживаемость в природу. Не у всех людей, живущих в деревне, есть подобная вживаемость. У них во многом механическое восприятие природы. Природа для них – это тяжелый обязательный труд. И часто, когда люди покидают деревню, испытывают любовь, тяготение к родным местам. Это трудный процесс самоанализа, самоисследования. Но на этой выставке, конечно, анекдотичных сюжетов или щемящих шукшинских историй нет. Литература любит рассказ, а живопись дает смысл цельный, и часто трудно его проговорить. Мы интуитивно его понимаем, интуитивно говорим, что нам нравится картина, а за что нравится – трудно сказать.
– Нужно как-то по-особому читать пейзаж здесь, находясь под впечатлением от прозы Шукшина? Или обращать внимание на перспективу, композицию, краски?
– Первым должно быть чувственное восприятие, эмоция. Трудно убедить человека в том, что эта картина хороша. Он может ничего особенного в ней не увидеть. Лучше самому задаться вопросом – что ближе, какая работа греет. Сначала выбрать то, что интуитивно близко, потом задуматься – почему? Невозможно всех сделать профессиональными зрителями. Но усиливать свое чувственное восприятие необходимо. В поездках по Кузбассу я сделала вывод, что знание истории своего региона делает человека сильнее. И то же самое касается творчества. Внимание к своим эмоциям делает человека сильнее. Мы понимаем что-то о себе. Начинать рассматривать пейзаж надо с этой точки. Далее можно разобрать пространство: глубокое оно или плоскостное, уделить внимание цвету – теплый он, холодный, насыщенно-яркий или приглушенный. Скажем, вам близка холодная гамма, печальное настроение, умиротворенность. Значимых деталей может быть очень много. И все они идут от зрителя.
