Однако пьеса Орлова – не вариация или литературная игра на темы Чехова или Островского, хотя отсылок к сюжетам и персонажам предостаточно, начиная от атмосферы «дома Прозоровых» в «Трех сестрах» и собственно обитателей дома. Итак, Раиса, старшая; Татьяна, средняя; младшая Анна и брат их Александр. Однако профессии их указывают на практическую сметку и умение крепко стоять на ногах, и здесь персонажи Чехова становятся уже персонажами Островского. Раиса (Наталья Новикова) – прокурор, Татьяна (Наталья Юдина) трудится в ресторане, Анна (Наталья Амзинская) – продавщица, Александр (Михаил Быков) – адвокат. Еще жива их мать, крепкая властная старуха Царёва (Людмила Копылова), владелица дома, который строили всей большой семьей.
В постановке - яркие актерские работы. Сестры громкогласые, зычные, основательные. Старшие замужем. Раиса командует своим контр-адмиралом Виктором (Александр Измайлов). Татьяна вечно недовольна и всегда помыкает вторым мужем, тихоней Матвеем (Александр Емельянов), несостоявшимся музыкантом. Александр, фронтовик, женат на молоденькой балерине Валентине (Эльмира Макарюк). В постановке Антона Безъязыкова пространство спектакля становится женским царством, раздираемым противоречиями. Словно чеховские персонажи, родственники не слышат друг друга. Царёва-старшая, объявляя за праздничным столом по случаю своего 80-летия, что отдает большой дом сыну, подтверждает, что не верит в способность дочерей сохранить большую семью и этот дом. Мужчины-фронтовики уходят на дальний план, отстояв страну, не видят необходимости защищать еще и семейные ценности. Их место в уголке сцены, их привилегия – «приговорить» коньяк.
Думается, удачно сделана сценография спектакля (художник-постановщик Василиса Шокина). Большой уютный старый дом, радостно принимая всю династию – а это еще и внуки, и внучки Царевой, и первый муж средней дочери, артист Полуевский (Олег Кухарев), и первая жена сына, Алевтина (Светлана Шилова) – еще не знает, что собрались они здесь в последний раз. Не выдержало больное сердце Матвея, и всё изменилось в одночасье. Дом, как конструктор, пытается приспособиться к новым обстоятельствам и создать вдове необходимую возможность «побыть одной». Дом хочет быть нужным, поворачиваясь так и этак, приглашая в разные комнатки с небогатым советским бытом. Но большой семье он уже не нужен, все стараются разбрестись по своим благоустроенным квартиркам, понимая дом родной не как родовое гнездо, а лишь как средство обогащения. Так видится он младшенькой, Анне, не сумевшей выйти замуж и нажить достаток, как ее более удачные сестры. Это следует из ее несколько истеричного монолога, которым Анна разражается, узнав, что мать отдала дом в наследство единственному сыну, вроде как совсем обделив ее. Скандал сотрясает семью и по совсем уж странной причине – сестры возражают, чтобы Татьяна «подхоронила» урну («ведро» в семейной терминологии) с кремированным телом Матвея к могиле их отца. Бессловесный, тихо любящий свою жену при жизни Матвей после смерти стал одной из причин разлома одной семьи. И своеобразного «воссоединения» другой. Татьяна с «ведром» приходит жить к первому мужу, который предлагает ей захоронить урну в месте, где лежат его родственники. До сих пор любя единственную жену, Полуевский готов исполнить любое ее желание. Татьяна же не может расстаться с Матвеем, с памятью о нем. В постановке совсем незаметно молодое поколение. О внуках вскользь упоминает царица-мать, внуки почти не присутствуют в доме, в жизни семьи, болтаясь где-то в пространстве. А меж тем это взрослые люди. Аркадий, сын старшей дочери, в изображении Романа Орлова ценит военные достижения своего отца и дядьев, но никак не проявляет себя в дальнейшем. Юрий, сын Александра, почти одного возраста со второй женой отца, не только не принимает Валентину в новую семью, но и не препятствует ее разрушению. А молодая жена, Валентина, несмотря на уверенность мужа, что поддержит его во всём, уходит в никуда. Две дочери Татьяны, Эмма (Дарья Мартышина) и Лена (Олеся Шилова) не создают своих семей. Более того, Эмма пытается увести мужа чужого. Дом не нужен молодым, но он еще здесь, он есть, он зрим и осязаем, он не исчезает со сцены. На что-то он еще надеется, хотя не может не замечать грубо и наспех уже заколоченных окон.
