Почему неслышащие и «речевые» не идут в вузы?

За компьютером и «за экраном»

Некоторые воспитанники школы-интерната №32 – из отдаленных от Прокопьевска городов и сел. Например, подросток из Кемеровского района: в столице Кузбасса для глухих есть школа, но не интернат. А в основном здесь – прокопчане и киселевчане. Сегодня в прокопьевской школе-интернате живут 20 дошколят и 127 школьников: только 18 – глухих и слабослышащих и 109 – с тяжелыми нарушениями речи. Обучать «речевых» начали десять лет назад (прежде их направляли в обычные школы), нынешней весной в интернате – первый выпуск таких воспитанников.

Но начну все-таки с неслышащих. Вячеслав Анищенко в марте ездил на межрегиональную олимпиаду по информатике и математике для школьников с нарушениями слуха.

Не победил, но укрепился в желании получить профессию программиста. Несколько лет назад группа выпускниц школы-интерната обучилась в техникуме основам компьютерной грамотности, но программистами воспитанники этой школы еще не становились. Если у Вячеслава все получится, он будет первым. Учиться планирует в Институте социальных технологий и реабилитации при Новосибирском государственном техническом университете. Упомянутую олимпиаду проводил именно этот институт.

– Определенные успехи у него есть, – рассказывает преподаватель математики и информатики школы-интерната Елена Плаксина. – Пока он больше работает с готовыми программами, изучает язык программирования «Паскаль». Для нас, педагогов, основная задача – социализация воспитанников. Слава настроен стать программистом, и мы должны ему в этом помочь.

– Программирование, веб-дизайн – сферы деятельности, где неслышащие вполне конкурентоспособны, но, насколько понимаю, почти никто не выбирает этот путь.

– Да. Потому что это сопряжено с определенными трудностями. Школа – это такое государство, где они общаются с ровесниками, у которых такие же особенности здоровья. С другими им общаться сложнее. Поэтому не рискуют выбирать такую современную престижную специальность, – объясняет Елена Александровна.

Иван – первоклассник. Если быть точным, он пошел в первый дополнительный класс: в этом году вернулись к прежней методике образования и пролонгировали первоклассникам программу. Остатки слуха у Ивана сохранились. Педагог-дефектолог Наталья Родионова проводит индивидуальное занятие. «Работа за экраном» – так называется упражнение. Экран – специальная лопатка с маленькими отверстиями, через которые проходит звук. Губ ребенок не видит, и должен услышать, что говорит педагог. Мальчик любопытный, бойкий. Про таких говорят – все на лету схватывает. Слышит не только громкую речь, но и шепот. Для него упражнение – веселая игра. Педагогу Ваня абсолютно доверяет. В том, как она ведет занятия, есть даже некий артистизм. По всему кабинету таблички со словами и цифрами, на которые Иван иногда бросает взгляд, чтобы правильно – и вполне внятно – ответить на очередной вопрос. Это не против правил.

Когда первоклассник ушел, Наталья Анатольевна рассказала: родители делают все, чтобы мальчик успешно учился и адаптировался. Недавно они ездили в Москву, чтобы перенастроить слуховые аппараты.

Родионова всегда мечтала работать с детьми, а в школе-интернате для неслышащих, как и большинство ее коллег, оказалась случайно. В начале 90-х прошла курсы подготовки. Боялась, что не справится, но потом поняла, что ее подопечные – такие же дети, просто с особенностями.

– С какой категорией – нарушениями слуха или речи – сложнее работать?

– Унаследовавшие глухоту на генетическом уровне, как правило, очень умные детки, только речь у них формируется своеобразно. Занимаемся через звукоусиливающую аппаратуру, через наглядность, через таблички. Им трудно воспроизводить речь, но они все-таки справляются. А серьезные трудности с речью – нередко следствие резидуальной энцефалопатии, ММД (минимальной мозговой дисфункции. – Прим. ред.). Эти заболевания приводят к тому, что ребенок поздно начинает не только говорить, но и понимать речь. Сказывается и родительское отношение. Спохватываются: «Наш ребенок готов к школе, но не говорит. Врачи нас успокаивали, что всему свое время». Но надо обращать внимание, как ребенок развивается, разговаривать с ним. Иногда такие дети элементарных вещей не знают, например, никогда не слышали стихов Барто. Когда диагноз поставлен точно, выявлено какое-то нарушение – либо слух, либо речь – тогда понятно, как с ребенком заниматься. А когда картина не ясна, получается игра в одни ворота. Работаешь с ребенком, а отдачи никакой. Осознаешь, что надо поменять последовательность коррекционной работы, но не понимаешь, что именно нужно сделать, – сетует Наталья Родионова.

Художник или продавец?

Дети с дефектами речи вроде бы могут ходить в обычные школы, только отвечать в письменной форме.

– Инклюзивное образование – термин очень странный, – не скрывает своего скепсиса Н. Родионова.

Она и ее коллеги объясняют, что при нарушении устной речи нарушается и письменная. Часто «нормальные» сверстники таких детей дразнят, их успеваемость гораздо ниже. Некоторым ученикам школы-интерната предлагают перевестись в обычные школы, но почти все отказываются.

Почему дефекты речи сегодня преобладают, а нарушений слуха стало гораздо меньше? Педагоги не знают ответа, но подтверждают, что эта тенденция характерна не только для Прокопьевска. Предполагают, что в 90-е детей «глушили антибиотиками», и дефекты слуха становились следствием неправильного лечения.

Неслышащие и «речевые» общаются и вместе участвуют во внеклассных мероприятиях, но обучаются раздельно. Заглянул в выпускной класс воспитанников с дефектами речи. Наталья Родионова рассказывала про страшные сопутствующие диагнозы. Сразу оговорюсь: трое следующих собеседников сегодня выглядят и говорят так же, как и их сверстники из обычных школ. Евгений в школе-интернате с детсадовского возраста.

Вспоминает, что в первом классе говорил очень плохо.

– Сейчас в это трудно поверить.

– Много работал над речью.

По его словам, не испытывает трудностей в общении с ровесниками за стенами интерната, но, когда пару лет назад предлагали перевестись в обычную школу, не захотел. Собирается получить профессию автомеханика, а потом выучиться на водителя БелАЗа.

– Не думали о высшем образовании?

– Желание есть, но это очень трудно.

У его друга и одноклассника Максима такой же план.

– Почему не сразу на водителя?

– Решил, что сначала нужно изучить машину.

Максим живет в Прокопьевске на Тыргане. Ночует в интернате, чтобы не тратить каждый будний день два часа на дорогу до школы и обратно.

Анастасия – киселевчанка, но ей удобнее жить дома и ездить на учебу на автобусе №100.

Красная Горка, где находится интернат, – самый близкий к соседнему Киселевску район. Настина мечта – стать художницей. Но выбрать эту специальность не решается.

– Когда хорошее настроение – рисую хорошо, когда настроения нет – плохо, – объясняет девушка.

К тому же опасается, что не справится с программой. Решила стать парикмахером. И еще есть запасной вариант – профессия продавца.

Мир большой, специальность одна

Педагог по информатике сравнила интернат с государством, мне он больше напомнил заповедник. Очень доброжелательная атмосфера. На каждого педагога (здесь работают воспитатели, учителя-предметники, дефектологи и логопеды) три воспитанника. Ученики – во всяком случае те, с кем успел пообщаться, – дружелюбны и открыты. Не помню, когда последний раз видел такую идиллию. Но бесконфликтность и успокоенность в какой-то степени насторожили. Почти половина выпускников здесь живет пять дней в неделю. Готовы ли они к жизни в большом и не всегда комфортном мире?

Из педагогов оптимистичнее всех настроена Наталья Байрамова – заместитель директора по воспитательной работе.

Вспоминает, что, когда устроилась сюда воспитательницей в начале 90-х, интернатовские существовали обособленно, а сегодня участвуют в общегородских конкурсах и не комплексуют, соревнуясь со сверстниками из обычных школ. Наталья Алексеевна особенно гордится победой хора жестового пения, организованного при интернате, в региональном этапе конкурса «Утренняя звезда»: о прокопьевской школе-интернате узнали даже за пределами Кузбасса.

Но в 90-е в стенах интерната неслышащие получали начальное профессиональное образование: обувщики, резчики по дереву, швеи, вязальщицы, повара. Это направление работы закрыли. Сейчас в городе только в одном учебном заведении – Электромашиностроительном техникуме – глухие получают лишь одну профессию. Новый набор – новая специальность. Прежде обучали юношей – на автослесарей, станочников. В этом сентябре пять девушек начали учить на слесарей контрольно-измерительных приборов (КИП). В техникуме заверили, что инвалиды по слуху, которые продолжили у них обучение, без проблем трудоустраиваются. И все же безальтернативность удручает. Семь лет назад неслышащие выпускницы на свой страх и риск – программу осваивали без сурдопереводчика – поступили учиться на поваров-кондитеров и сейчас успешно работают по этой специальности. Но это исключение из правил. Уезжают получать образование в другие города, однако не у всех есть такая возможность.

– Мы знакомим их (инвалидов по слуху. – Прим. ред.) с миром профессий, специальностей, а направить можем только на одну, – констатирует социальный педагог интерната Елена Михальцова.

У воспитанников с дефектами речи, которые выпустились весной, ограничений меньше. Они поступили в аграрный и транспортный колледжи, политехнический и строительный техникумы. Одна девушка решила стать слесарем КИП и присоединилась к подругам из класса неслышаших. Интернат дает девять классов образования. Можно продолжить обучение в старших классах обычных школ, но никто из «речевых» пока не дерзнул. Значит, высшее образование – например, профессии юриста, экономиста, преподавателя – они считают недосягаемыми. Разумеется, в рабочих специальностях нет ничего плохого. Но только если по призванию, а не вследствие отсутствия выбора. А выбор, как мне думается, ограничивают стереотипы, которые навязывает инвалидам общество.