Почему кузбасские эвакогоспитали были секретными

Малоизвестные факты из жизни "госпитальной страны Советского Союза"

Говорят, пока не найден последний пропавший без вести солдат, война не закончена. А их, без вести пропавших, еще тысячи. Нисколько не преувеличим, если скажем, что следы многих из них теряются в Кузбассе. В военные годы наш регион стал одним из центров тыловой госпитальной базы, куда везли раненых бойцов со всей страны: с документами и без, в сознании и в беспамятстве. Кого-то вытаскивали с того света, выхаживали и возвращали в строй. Кого-то спасти не удавалось. В военной статистике их сухо именовали санитарными потерями. Многие именно здесь закончили свой путь и были похоронены в Кузбассе на госпитальных кладбищах.

Малоизвестные факты из жизни "госпитальной страны Советского Союза"
Встреча раненых. г. Кемерово.

Во время военных действий деятельность эвакогоспиталей была засекречена. Поэтому многие умершие в госпиталях до сих пор числятся пропавшими без вести, причем не только бойцы, но и медики, подвиги которых не просто недооценили. Из-за секретности многие вольнонаемные госпитальные работники были лишены героического тылового стажа. Этот стаж люди разыскивают и сегодня, кто-то с большим, а кто-то с меньшим успехом. Без сомнения героическая история кузбасских госпиталей до сих пор остается до конца не изученной даже историками. Помогали нам раскрыть некоторые ее страницы доктор исторических наук, профессор Юрий Горелов и председатель комиссии по здравоохранению Совета ветеранов Центрального района Жанна Чупрова.

Незапланированные жертвы

22 июня началась Великая Отечественная война, а уже в первых числах июля в Кузбассе (Кемерове, Новокузнецке, Мариинске и других городах) заработали первые тыловые эвакуационные госпитали. Сначала местные, а затем, в связи с отходом наших войск с Украины, осенью 1941 года в область прибыло более 40 госпиталей Харьковского военного округа.

Реальный масштаб эвакуации пострадавших превзошел все расчеты. О деятельности военных лазаретов говорили неохотно. Профессор Горелов связывает этот факт с нежеланием властей сеять панику и деморализовать население. «Страна не была морально готова к таким масштабам войны, – пояснил Юрий Павлович. – Организованный поток раненых, если так можно сказать, быстро закончился, пошли «незапланированные» жертвы. Только за четыре первых военных месяца, по неполным данным, по стране было зафиксировано свыше 1 миллиона 200 тысяч раненых. Госпитали приходилось подготавливать в спешном порядке. Западная Сибирь, находясь в глубоком тылу, превратилась в крупную госпитальную базу».

И центром этой базы стал Кузбасс. Здесь было размещено свыше 70 из 280 сибирских военных эвакогоспиталя, это четверть госпиталей всей Западной Сибири. Примечательно, что с 1941 по 1945 годы их количество постепенно уменьшалось. Так, в 1941 году в Кемерове было 12 госпиталей, в 1942 году их число сократилось вдвое, в 1943-м осталось всего два, а осенью 1944 года в городе продолжил прием раненых всего один эвакогоспиталь.

«Нашу область называли Госпитальной страной Советского Союза», – с гордостью отметила Жанна Чупрова. Для этого было несколько оснований. Кузбасс, бывший тогда частью Новосибирской области, был краем молодых, растущих городов с новыми предприятиями, пригодными под госпитали зданиями, инфраструктурой и развитой сетью железных дорог. Кроме того, область обладала значительными продовольственными, сырьевыми ресурсами и даже химическими предприятиями и лабораториями, способными производить лекарства. Близость наших городов с селами, реками и лесами была еще одним большим плюсом.

В Кемерове в первый год войны было развернуто 12 госпиталей. Чуть меньше – в других городах: одиннадцать в Ленинске-Кузнецком, по десять в Анжеро-Судженске и Новокузнецке, семь в Прокопьевске, по четыре в Белове и Мариинске, по три в Гурьевске и Топках, по два в Киселевске, Тайге, Осинниках и Яшкине, по одному в Мундыбаше, Тяжине, Салаире и Темиртау. «И это не окончательный список, – отметил Юрий Горелов. – Он продолжает расти. Так, уже после издания моей книги, посвященной эвакогоспиталям Кузбасса, мне предоставили информацию еще об одном госпитале, который располагался в Новокузнецком районе в населенном пункте Таргай (эг. №2490) и предназначался для туберкулезных больных и раненых. Однако довольно быстро его передали для лечения легочных заболеваний детей, прибывших из осажденного Ленинграда».

Естественно, никто специально не строил здания для госпиталей. Они размещались преимущественно в зданиях школ, техникумов и даже жилых домов, многие из которых в преддверии войны строились с учетом возможностей развернуть в них госпитальные базы. Первый сортировочный эвакогоспиталь №1241 Сталинска (Новокузнецк) начал функционировать в июле 1941 г. в зданиях общежития педагогического института, школ №11, №12 и №17 Молотовского района. Примерно в это же время в Кемерове раненых начал принимать эвакогоспиталь №1230, который расположился по адресу Черняховского, 2, где находилось Педучилище.

Школа №19 сегодня, где был госпиталь.

«Здания эти были большие, многоэтажные, – дополняет рассказ Жанна Чупрова. – Лифтов в них не было. И молоденькие медсестры и санитарки, на каждую из которых приходилось по сотне раненых, таскали на себе лекарства, питание, перевязочные материалы и самих бойцов. Особенно трудно им приходилось в банные дни. Многих раненых с верхних этажей приходилось спускать на носилках в подвальное помещение, где располагались прачечные и бани».

Остановка по требованию

Раненых в Кузбасс везли отовсюду. Об их прибытии заранее сообщали по телефону из распределительного эвакопункта Новосибирска. Привозили раненых на пункты приема санитарных поездов на железнодорожные станции. Их встречала специальная медицинская бригада и направляла в сортировочные госпитали своих городов. Там бойцов распределяли по другим эвакогоспиталям в соответствии с профилем ранения.

Первый санитарный состав Новокузнецкий сортировочный госпиталь планировал встретить торжественно, с приветственными речами, но не получилось. Когда медики увидели раненых, не смогли вымолвить ни слова. Несколько недель, пока поезд добирался до конечной остановки, его бомбили, под ним взрывали рельсы, раненых перетаскивали из одних вагонов в другие. Перед врачами предстали люди, которых покидала жизнь.

«Я общалась с медсестрами и врачами, которые работали в военных эвакогоспиталях, – рассказывает Жанна Чупрова. – Так вот они рассказывали, что в первые дни прибытия раненых в палатах устанавливалась звенящая тишина. Поначалу врачи пугались – думали, что все умерли. А потом сами бойцы разъяснили им, что они просто наслаждались покоем и тишиной, боялись ее нарушить».

Персонал Госпиталя 3629, г. Кемерово.

Еще один штрих. Собственного транспорта у медиков почти не было. Это было связано с тем, что в области регулярно проходили транспортные мобилизации для нужд фронта. Для транспортировки раненных привлекали машины промышленных предприятий. Но случались и форсмажоры. «Однажды на Кемеровский железнодорожный вокзал прибыл состав с ранеными, – рассказал Юрий Горелов. – А предприятия автотранспорт вовремя не предоставили. Тогда начальник госпиталя остановил городские трамваи и приказал грузить туда раненых. Конечно, власти подняли шум – секретность была нарушена и очевидность масштабов потерь могла деморализовать население. Принимая решение ускорить транспортировку и оказать срочную помощь несколько недель страдавшим от ран в поезде бойцам, начальник госпиталя реально рисковал своей должностью и партбилетом. К счастью, тот случай не имел серьезных последствий. Объявленный вначале выговор с начальника госпиталя впоследствии сняли».

Всем миром

Изначально в Кузбассе планировали развернуть 24 госпиталя. Впоследствии к ним были добавлены еще 6 госпиталей, расположенных в бывших здравницах профсоюзов. Эта цифра была рассчитана из имеющихся ресурсов территории. На нее ориентировались и при продовольственном и материальном планировании. Но реальность внесла коррективы. Вместо запланированных Кузбасс принял у себя более 70 госпиталей. Сложность заключалось в том, что материальное обеспечение госпиталей в этот период резко сократили, так как тыловые госпитали передали из военного ведомства в ведение Народного комиссариата здравоохранения. И это при том, что все шло на нужды армии. Госпиталям доставалось то, что оставалось, то есть почти ничего. Первый год, а если точнее, то первые осень и зима были самыми тяжелыми для кузбасских госпиталей. Собственных средств было крайне недостаточно, госпитали испытывали острый недостаток практически всего. А с октября 1941 года штатные работники госпиталей лишились и военного довольствия.

Выживать раненым и медперсоналу помогали всем миром. К каждому госпиталю прикреплялась одна или несколько шефствующих организаций. Шефами назначались в основном крупные предприятия – шахты, заводы, фабрики, а также местные колхозы и совхозы. Они помогали делать ремонты, обустраивать госпитали, снабжали их транспортом, продуктами питания, лекарствами и спортивным инвентарем. Большую помощь оказывали обычные кузбассовцы. Чтобы раненые не голодали, сами не доедая, не додавая своим детям, кузбасские женщины приносили в эвакогоспитали молоко от своих коров, колхозники поставляли мед, охотники делились дичью. Не хватало лекарств и витаминов – школьники собирали ягоды и лекарственные растения. Проблема была даже одеть раненых. Организовали сбор вещей у населения. Помогали кто чем мог – посудой, бельем, книгами, мебелью, цветами, картинами. Местные жители оборудовали в госпиталях красные уголки и библиотеки, перевязочные и процедурные кабинеты. Солдат буквально выкармливали всем кузбасским миром.

А как поддерживали бойцов морально! Совершенно незнакомых солдат часто навещали, как своих близких. Школьники и обычные горожане читали им газеты, стихи, выполняли бытовые просьбы. «Мне удалось пообщаться с ветераном, который лечился в кузбасском госпитале, – рассказала Жанна Чупрова. – Так вот его самое яркое воспоминание – это девочка, школьница лет девяти, которая почти каждый день приходила в палату и пела песни». «Когда я собирала материалы о кузбасских госпиталях, меня поразило единение, – добавила Жанна Чупрова. И ее губы задрожали. – Тогда все были вместе. Непередаваемая сплоченность! Такого единства я никогда больше не видела за свои 90 лет».

В 1942 году при госпиталях начали появляться собственные подсобные хозяйства, овощехранилища, конюшни и даже гаражи. Стало полегче. «В Кузбассе было больше посевных площадей, больше голов скота. Соответственно, и питание раненых было лучше, чем в других районах Сибири», – отметил Юрий Горелов.

С появлением госпиталей в Кузбассе появились и первые приемные пункты крови. «В 1941 году в Кузбассе их было около десяти, – рассказал Юрий Горелов. – В 1943 году появилась первая областная станция переливания крови. Она находилась в кемеровском роддоме №1. Первыми донорами были сами сотрудники госпиталей. Например, лаборант-рентгенолог кемеровского эг. №1230 Е. Четвертных и ее подруга, инструктор лечебной физкультуры Л. Ступоницкая-Дорошкевич, по имеющимся данным, сдали во время войны по десять литров крови. В Прокопьевске (эг. №2751) около 30 раз сдавали кровь медсестры В. Жукова и Е. Попова. Но и обычные кузбассовцы не оставались в стороне. Сотни человек отдавали раненым свою кровь. Работницы Кемеровского завода пластмасс Р. Пронина и А. Гаркушина сдали свыше шести литров крови, а студентка Новокузнецкого металлургического института А. Иванова – более десяти литров». А это сотни спасенных жизней бойцов.

Вынужденные герои и инновации

«Деятельность первых госпиталей возглавляли в основном женщины в возрасте от 30 до 40 лет, – рассказал Юрий Горелов. – Каждая вторая – выпускница Томского мединститута. В их числе М.Н. Горбунова (эг. №1230, г. Кемерово), В.И. Сватикова (эг. №1247, г. Сталинск), А.М. Алексеева (эг. №1246, г. Анжеро-Судженск), М.П. Костенко (эг. №2497, г. Ленинск-Кузнецкий). Большую группу специалистов направил в наши госпитали Новосибирский институт усовершенствования врачей. Среди них профессоры В.И. Супоницкая и В.А. Пулькис, доценты И.М. Маркус, Е.К. Александров и другие. А в конце 1941 года, когда область приняла множество отступающих от врага фронтовых лазаретов, среди медиков стали преобладать зрелые врачи-мужчины в возрасте до 45 лет. Значительная их часть окончила мединституты и училища Украины и Центральной России и имела ученые звания и степени. Медсестрами были молодые выпускницы техникумов. А санитарок набирали из местных жителей, часто школьников.

Кадров постоянно не хватало. Врачам самых мирных специальностей – педиатрам, акушерам-гинекологам, терапевтам, невропатологам – нужно было срочно переквалифицироваться в хирургов и становиться к операционному столу. И это при отсутствии достаточного количества лекарств и медицинского оборудования. Осенью 1941 года медицинская промышленность страны имела менее 9% необходимых лекарств. Этого явно не хватало, так как большинство медицинских складов оказалось в руках врага, поэтому медикаменты начали изготавливать в Кузбассе на местных предприятиях».

Большое количество тяжелораненых заставляло кузбасский медицинский персонал постоянно совершенствовать методы лечения, повышать уровень квалификации и что-то изобретать. «Например, подполковник медслужбы Н. Лялина разработала аппарат для заживления ран – дымоокуриватель-фумигатор, – отметил профессор Горелов. – Медсестры А. Костырева и А. Секачева изобрели особую каркасную повязку для лечения ожогов конечностей. Майор медслужбы В. Марков сконструировал электрозонд для определения местоположения инородных тел в организме. По инициативе старшего инспектора отдела эвакогоспиталей Кемеровской области А. Транквиллитати на предприятиях Кузбасса начали выпускать тренажеры для лечебной физкультуры. В Прокопьевске медики изобрели сухожаровую дезкамеру, бинты из ветоши, витаминные напитки из хвои и многое другое. Привезенные больные оперировались, как правило, на 17 день и более после ранения. Поэтому врачам приходилось иметь дело с большим количеством гнойных огнестрельных ранений. При их лечении в госпиталях Кузбасса применялись новые методы комплексного использования антибиотиков.

Лечебно-оздоровительная физкультура в госпитале №3629. Занимаются инвалиды войны.

Кузбасские врачи проводили уникальные операции. Хирург А.К. Дмитриев (эг. №2458, г. Анжеро-Судженск) в августе 1942 года провел успешную операцию на сердце танкисту Г. Соколову. Доктора медицинских наук Б.К. Бабич и А.В. Тафт (эг. №1027, г. Кемерово) лечили огнестрельные переломы бедер при помощи усовершенствованных ими аппаратов скелетного вытяжения. Врачи И.С. Ткаченко и В.А. Картавин (эг. №1032, г. Осинники) путем подбора капельных лекарственных растворов восстанавливали здоровье пациентов с заражением крови. И. Маркус и Г. Патлис (эг. №1230, г. Кемерово) сохранили раздробленную руку бойцу-музыканту Г. Яненко без ущерба для профессии. Доктор И. Скворцов (эг. №1250, г. Прокопьевск) готовил обезболивающие растворы на основе декаина, и они помогли сотням искалеченных бойцов».

Солдаты не теряли связи с поставившими их на ноги докторами. Писали им с фронта. Боец М. Гофман писал письма вылечившему его врачу М. Цирельсон, в которых рассказывал о том, что немцы расстреляли всю его семью. Благодаря врачам он снова оказался в строю и просил коллектив госпиталя стать его новой семьей. А вылеченный врачом М. Сомовой боец сделал предложение своей спасительнице.

В целом кузбасские медики справились с поставленной задачей. Они вернули в армию свыше 50% своих пациентов. Один только Кемерово дал фронту, по неполным данным, 3 дивизии – более 45 000 солдат из числа бывших раненых. Почти каждый второй возвращался в боевой строй. «Сначала процент врачебного успеха был выше – наши госпитали возвращали армии более 80% раненых. А потом их число стало уменьшаться и снизилось до 50%, – отметил Юрий Павлович. – По сравнению с общесоюзными данными это был низкий удельный вес выписки бойцов, более высокая смертность и число инвалидов. Это объясняется тем, что сибирские врачи лечили тяжелораненых, которых не брались лечить фронтовые госпитали, а также тем, что часть раненых после сложных операций, связанных с ампутацией, возвращали к активной жизнедеятельности в более длительные сроки – восстановление занимало от одного года до нескольких лет. Нам доставалась самая сложная работа. И основная доля смертей.

Тем, кого удавалось спасти, но из-за инвалидности не получалось вернуть в строй, находили применение в тылу. Свыше 90% из них были способны к профессиональной учебе и трудовой деятельности». А для проживания инвалидов в Кузбассе стали появляться специальные интернаты. Пожалуй, первым из них стал тайгинский интернат, который в почти в глухом лесу в 7 километрах от г. Тайга в деревянном здании с печным отоплением уже в июле 1941 года принял первых контуженных и потерявших память бойцов. Наверняка среди них были те, кого до сих пор разыскивают родственники.

Скромная память

Но если раненых всеми силами старались вернуть в строй, то на мертвых времени и сил не оставалось. «По анализу директив и приказов можно сделать вывод, что в госпиталях плохо занимались организацией похорон, – отметил Юрий Горелов. – Просчеты этой службы особенно остро проявили себя в 1941-42 годах, в наиболее сложный период войны. Начальник санитарной части Красной Армии Е.И. Смирнов отмечал, что врачи небрежно заполняют документы, не указывают причин смерти, а также места захоронений. Под угрозой самого жесткого наказания медицинский начальник требовал навести порядок в деле такого учета. Но проконтролировать это в полном объеме все равно не удавалось. Плюс ненужная секретность, а позже промышленное строительство привело к тому, что в Кузбассе в настоящее время утеряно большое количество госпитальных могил. Часть умерших бойцов и до сегодняшнего дня числятся пропавшими без вести. Ведь захоронения располагались рядом с госпиталями, но должного ухода за ними не было. Впоследствии, оказавшись в городской черте, они были застроены. Сохранившиеся могилы до сих пор исчезают. За многими никто не ухаживает. Но что уж говорить о мертвых, когда даже живые кочегары, санитарки и другие работники госпиталей из числа обслуживающего персонала так и не смогли подтвердить своего военного госпитального стажа?»

Юрий Павлович посетил многие могилы, которые появились при госпиталях. Они были обнаружены в Мариинске, Прокопьевске, Новокузнецке, Анжеро-Судженске, Ленинске-Кузнецком. «Не во всех этих городах они отмечены достойными обелисками и полными списками умерших, – добавил профессор. – Многим могилам требуется реконструкция».

В Новокузнецке (Сталинске) часть бойцов, погибших в госпиталях, хоронили на Редаковском кладбище. Лишь в конце 60-х над скромными холмиками взметнулась величественная стела. По заданию городского совета ветеранов войны и труда восстановлением имен погибших здесь занималась Анна Филипповна Товченик. На основании архивных данных она составила список из 74 имен и занялась поиском их родных. Обращалась в военкоматы, собесы, органы милиции, СМИ. Было получено почти 40 ответных писем. Многие родственники погибших солдат все это время жили с приговором «пропал без вести». Всех их пригласили в Новокузнецк. Люди приехали из Винницы, Ярославля, Удмуртии, Киселевска, Ленинска-Кузнецкого и бросали на могилы пригоршни земли, привезенной из разных мест Советского Союза, а медсестры, работавшие в госпиталях, рассказали родственникам о последних днях их родных. Но откликнулись не все. Кто-то до сих пор не знает, что их герои окончили свой путь на Кузбасской земле.

На старейшем кладбище Кемерова по улице Сурикова стоит монумент памяти защитникам Отечества. «Работники кладбища рассказывали, что когда-то здесь находились военные захоронения госпиталя, которые со временем заняли гражданские могилы», – отметил Юрий Горелов.

Поиск пропавших без вести родных сегодня упрощен благодаря интернету. Сохранившийся архив военно-медицинских документов оцифрован. В сети создано огромное количество виртуальных баз данных и электронных справочников, благодаря которым можно попробовать выйти на след пропавшего без вести бойца. На сайтах Военно-медицинского музея и Архива Министерства обороны РФ подробно описан механизм оформления запросов, с которым готовы работать специалисты. Давно рассекречена и информация о местах расположения, и документы госпиталей, в том числе кузбасских.

Мы все родом из войны. И те, кто воевал, и те, кто никогда не видел ее ужасов, и даже те, кто еще не родился. Потому что она была и осталась. Одна на всех, но каждому своя. И нет у нас права на забвение ни одного человека, ни одного подвига, ни одного проявления воли и мужества, пусть даже не под огнем на поле боя, а в тылу, в госпиталях. Это наше. Это святое...

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №50 от 4 декабря 2019

Заголовок в газете: Секретная территория пота, крови и милосердия

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру